Военный-паралимпиец живет в бане и 17 лет не может добиться квартиры

Сергей Леонтьев подорвался на мине и потерял ногу в июле 2004-го, во время второй чеченской войны. До февраля 2005-го он находился в госпитале и не успел подать документы на жилье от государства. Леонтьев воюет с отписками все 17 лет.

— Думаю, вы меня узнаете, в руке будет журнал «Огонек», — пишет с утра в WhatsApp.

Когда встретились, он рассказал, что таксует. Зарплаты и пенсии хватает на алименты двоим детям и обустройство жилища — бани, которая осталась после развода.

— Я взял землю три года назад, в таком месте интересном — косогор, камни. Мне друзья говорят: «Тебя че, опять в Чечню потянуло? В горы?»

Чечня

Леонтьев работал в органах. Пошел служить по контракту, когда «были смутные времена».

— Я пришел в военкомат и сказал: «Хочу служить в ВДВ». Мне было 24 года. Сначала служил в Пскове в разведывательной роте. Потом нас в Чечню отправили. До этого все ездили на три месяца и на полгода, а нас отправили на год — экспериментально. Министр обороны [Сергей] Иванов тогда приезжал, беседовал с нами.

Контртеррористическая операция, в которой Сергей потерял ногу, проходила в Веденском районе Чечни. Группа вышла на четверо суток.

— Я шел четвертым. Трое прошли, я подорвался. Одну ногу оторвало сразу. Вторую посекло осколками по колено. Я не помню, сколько по времени меня вывозили оттуда.

Весь путь до госпиталя Сергей находился в сознании. Он помнит, как его вытащили наверх — на горку, как эвакуировали вертолетом в Ханкалу, переложили в уазик, на котором довезли до госпиталя.

— И всё. Реампутация. В Ханкале я пролежал неделю, потом [меня направили] в ростовский госпиталь на дней 10, дальше в Москву.

Ноги заживали, потом ему делали протезы.

— В феврале я только более-менее из госпиталей выписался и в себя пришел.

Представляете стресс? Ноги нет, во второй — осколки

— Как переживали этот период — потерю ноги и восстановление?

— Да нормально переживал, как все в такой ситуации.

— Не все переживают нормально.

— Были моменты, что и ненормально, естественно... Все же мы люди. А представляете стресс? Ноги нет, во второй — осколки. Протезы тогда были еще такие, на ремне — ремешок на поясе, и к нему ремешком крепили [сам протез]. Очень тяжело ходить было, учиться.

— Вам помогал кто-нибудь? Родители?

— Мамы нет, она болела и в 2006 году умерла. Отец поддерживал.

— Психологи с вами работали?

— Ну естественно. И сестры милосердия из храма приезжали. Им низкий поклон — всем российским сестрам, которые помогают ветеранам и раненым в госпиталях. Блин, они такую поддержку оказывают. Нас привезли в спальниках без ничего. Зубные щетки, паста, одежда какая-то — это всё они [приносили].

— Догоняют чеченские флешбэки?

— Просыпаюсь, бывает, ночью от взрыва, конечно. Бывает… Неприятно.

Паралимпийские игры и паралимпийская нищета

— Какую компенсацию вам тогда выплатили?

— По страховке 200 тысяч, но частями, поэтому я их даже не почувствовал. Пока был в госпиталях, всё потратил.

Через месяц после ранения Леонтьева вступили в силу изменения закона о ветеранах, которые ограничили сроки подачи документов на получение жилья от государства за счет федерального бюджета. Встать на учет можно было до 1 января 2005 года.

После окончания боевых действий и лечения был алкоголизм, «в меру». Остановился. Потом обратно в Москву позвали друзья. Леонтьев работал в кадровом агентстве, начал ходить в бассейн, а позже — учиться гребле.

— Ездили на Москву-реку. Наш первый экипаж был четверка с рулевым. Не хватало еще мальчишки на протезе, и я позвонил своему другу в Екатеринбург. Толя Крупин. Мы с ним в один день подорвались. Только меня с одной стороны к госпиталю на уазике подвезли, а его с другой — одновременно вытащили на носилках. Я уже был почти без сознания. Толя рассказывал: «Вижу, тело такое копченое из машины выгружают». Мы с ним в одной палате лежали всё время и по всем госпиталям — вместе.

Толя после Чечни работал сторожем в колхозе. Приехал — дособрали команду, поехали в Хорватию и выиграли там соревнования. Это был 2007-й.

— Как мы это сделали — у нас ни техники, ничего, гребли, кто во что горазд. Через семь месяцев после начала занятий мы полетели на чемпионат мира. Представляете, семь месяцев всего? А там был отбор на Паралимпийские игры, и мы отобрались.

В 2008 году Леонтьев с командой поехал на Паралимпиаду. Команда пришла предпоследней.

— Хотя время неплохое показывали, по России были первыми... из трех лодок. У нас всего три лодки в стране: в Москве, Питере и Самаре.

После Олимпиады был чемпионат мира в Новой Зеландии, и все члены команды Леонтьева бросили грести, разъехались по домам. Он тоже вернулся в Читу. К этому моменту у Сергея уже были жена и сын.

Окончательно спорт он не бросил. Ему часто предлагали тренировать детей. В Забайкалье он стал членом сборной по стрельбе из лука, получил мастера спорта. Но что-то заработать инвалиду без победы в Паралимпиаде нереально.

— По стрельбе из лука я в десятке по России был. Тоже бросил, потому что за это не платят, а тренироваться надо каждый день.

— Вы так хорошо рассказываете, без печали. А вся история как будто печальная.

— Я когда в сборной был по академической гребле, мы работали за еду и одежду. На ставке спортсмена-инструктора я получал 7–8 тысяч рублей. Мне их даже на бензин не хватало. Я до этого купил себе «Жигули» за 20 тысяч и возил безруких, безногих ребят из госпиталя на тренировки. Лешу Чувашева возил, у него двух ног нет. Он сейчас призер Паралимпийских игр в Лондоне. Толяна Крупина — он ушел в волейбол, они вот в Японии серебряные призеры Олимпиады. Я доволен, что ребята добились успеха.

Но у нас в России как — помогают только тогда, когда ты чего-то добился. Я вот участник Паралимпийских игр, а у меня значок только от губернатора Московской области. Мы смеялись — как рабы. Нас кормили, одевали, возили. Перед Новой Зеландией форму на нас получили, а там много — несколько комплектов. Но нам ее не выдали. Сказали: «Ребята, вы сейчас бросаете спорт, почему мы вам будем выдавать? Донашивайте то, что на Паралимпиаду выдали». Прискорбно звучит, ну а что поделаешь.

Я сейчас сам для себя тренируюсь. Если меня кто-то пригласит и предложит зарплату, я с удовольствием пойду. В паралимпийском спорте такого понятия, как возраст, нет, но дело в том, что это из разряда сказок каких-то: чтобы кто-то позвал заниматься и за это еще платил деньги.

Леонтьев приходил в Минспорта края когда-то. Там ему предложили ставку молодого специалиста, «деньги крошечные».

Поэтому он работает в такси — не в «Максиме» и «Яндексе», а в социальном. Больше инвалиду, по словам Сергея, особо работать негде — так, чтобы что-то заработать на жизнь.

Развод и переезд в баню

С женой Сергей познакомился в Китае.

— Я был в отпуске после Паралимпийских игр, а она родителям мебель там покупала. Сначала она уехала ко мне в Москву, мы там жили. Я по сборам постоянно, она — на работе. А потом, когда поняли, что у нас сын будет, она уехала в Читу. А потом я. Я спортсменом-инструктором числился в Москве, со сборной ушел. Мы расписались.

Сейчас у Леонтьева уже сын и дочка. Он хорошо общается с детьми, они приезжают к нему на дачу. Участок, на котором стоит баня, появился еще до развода. Баню строили для всей семьи. После того как семья распалась, Сергей переехал жить на дачу. Квартира, в которой он жил, принадлежала жене.

Баня стала его домом год назад. Леонтьеву помогли друзья, он достроил ее, подготовил всё к зимовке.

— Прозимовал: живой, улыбаюсь. Котел отопления поставил себе в декабре. <…> В прошлом году супруга подала на развод. Не знаю, с чем это связано... я тоже не святой человек, нюансов много.

— Вы не хотели разводиться?

— Нет, конечно. Но выбора у меня нет — перед фактом поставили.

Позже выясняется, что жена ушла из-за проблем с доходами, кредитами и долгами. В какой-то момент кредитов стало «очень много», погасить помог «Норникель» — через знакомых. Леонтьев выдохнул, когда долгов не стало, и даже начал думать о том, чтобы отремонтировать машину.

С протезами он проблему умудряется тоже решать через друзей. По его словам, если просить протез через военкомат, шансов получить нормальный практически нет — там готовы дать костыли и коляски. В Минсоце и Минздраве возможности тоже ограничены.

У Леонтьева два протеза — обычный и беговой. Беговой стоит 1 миллион рублей. Гарантийный срок всех протезов — два года. Обычный, который был до этого, рассыпался быстрее, чем за два года — но он ходил на нем четыре (а до этого еще на одном пять), что-то сам «мастырил», потому что отправлять в Москву на ремонт протез было нельзя — на чем бы он ходил и как бы работал?

Протезы ему оплатила одна частная фирма. И в целом у Сергея Леонтьева всегда находится кто-то, кто готов ему помогать. Практически все, кроме госорганов.

«Я куда только ни писал»

Отец Леонтьева умер в апреле. Он не остался совсем один — есть дети, бывшая жена, братья-сестры. И много друзей, которые дают в долг на билеты до Москвы, например. Там ему делают протезы и тоже всегда идут навстречу.

После смерти отца как раз ему сделали новые протезы. Там же, в Москве, он попал на личный прием в администрацию президента. Этот запрос по жилью, уже устный, был третьим, и на него через положенные 30 дней пришел очередной типовой ответ уже от региона — «вы вправе встать на очередь только в общем порядке, попасть в очередь по закону о ветеранах можно было до 1 января 2005 года».

— В итоге получается, как бы это прискорбно ни звучало, я живу в бане. Но я считаю, это временно. Пенсия у меня по третьей группе инвалидности — 20 с небольшим, вместе с выплатами за участие в боевых действиях.

Мне же никто не сказал тогда, что закон выйдет такой, и никто за меня не мог пойти и встать в очередь. Я куда только ни писал: в Министерство обороны, в Минсоцзащиты, но всё время они спускали бумажку сюда. А тут ответ один.

— Кому же надо написать?

— Бесполезно кому-то писать. В нашей стране правды не найдешь. Сейчас раненный на Украине получает 3 миллиона из федерального бюджета, миллион — из местного бюджета плюс страховка. Я ранен при выполнении боевой задачи, при контртеррористической операции в Чечне. И ничего нет. И правды не добьешься.

Я не знаю, к кому идти. Я был в администрации президента, понимаете? Думал, ну это самое высшее, куда я могу попасть. Я получил отказ оттуда. Куда обращаться? Только к Господу Богу? Я сегодня в храме был. Но не помогает. Я так понимаю, что мне нужно обустраивать свою дачу, и всё. Ну а что?

Леонтьев обращался во все профильные ведомства и даже к уполномоченному по правам человека. Судился. Но помощи так и не получил.

Сергей на это цитирует Ницше: «Всё, что не убивает меня, делает меня сильнее».

Но всё же говорит, что обида есть.

— Мне горько от того, что мы помогаем всем вокруг — многим странам, а своих... которым ногу оторвало, бросаем.

Сфотографировать баню Сергей Леонтьев не захотел. Интервью мы записали во время массового забега — на новом протезе он пробежал 5 километров и сбил колено в кровь с непривычки. Леонтьева пришли поддержать дети и бывшая жена. Пока он бежал, она таскала в чехле его обычный протез. Сергей был единственным, кто преодолел свою дистанцию на протезе. И единственный пришел в тельняшке и голубом берете, чтобы показать, что «наши российские десантники могут всё».